Ожидания инициаторов возведения мемориального комплекса, посвящённого операции «Багратион» на месте бывшего болота «Бридский мох» в Светлогорском районе начинают сбываться. Первым откликнулся, перечислив миллион рублей, минчанин Илья Иванович Горбачевский.
Вскоре на имя председателя Комитета государственного контроля Александра Якобсона от него поступило письмо. Вот несколько слов, адресованных Александру Серафимовичу: «Пишет Вам бывший юный партизан отряда «Балтиец» Лидской партизанской зоны. Выражаю искреннюю благодарность от имени живых и ушедших ветеранов Великой Отечественной войны за увековечивание памяти операции «Багратион». Она была уникальной по всем показателям военной стратегии. Для этих целей я дарю миллион рублей.
Операция «Багратион» фактически спасла мне жизнь. При выполнении очередного задания был схвачен немецкой контрразведкой и приговорён к повешению на базарной площади города Лиды. Но быстрое наступление войск при операции «Багратион» не позволило фашистам это сделать. Им нужно было срочно спасать свои шкуры. Моя казнь была заменена на расстрел, из-под которого мне удалось сбежать. Только операция «Багратион» дала возможность прожить счастливую жизнь, воспитать двух сыновей, построить дом и вырастить сад. Спасибо Вам».
Не правда ли, интригующее письмо. Мне, конечно же, захотелось побеседовать с его автором. И не только чтобы поблагодарить за первый миллион на благотворительном счёте. Вскоре уже знал, что родился Илья Иванович 2 сентября 1927 года в посёлке Орловское-Сортировочное Смоленска. Техник-строитель, инженер-механик, участник антифашистского подпольного движения в том же посёлке. Был арестован немецкой контрразведкой, но освобождён за большой выкуп. Участник партизанского движения в Беларуси, агентурный разведчик отряда «Балтиец» бригады имени Кирова в Лидской зоне. Был вторично арестован. Сидел в секретной тюрьме Лиды. Приговорён к смертной казни, но бежал. Находился в отряде польских партизан до встречи с войсками Советской Армии.
В 16 лет стал инвалидом из-за перенесённых пыток в немецких тюрьмах. Но оставался в рабочем строю: окончил Смоленский архитектурно-строительный техникум, Бежицкий институт транспортного машиностроения, прораб одного из стройтрестов Ленинграда, руководитель сектора конструкторского отдела на Днепродержинском машиностроительном заводе, ведущий конструктор Минского автозавода, главный конструктор в Министерстве торговли, а затем в Министерстве жилищно-коммунального хозяйства. С 1990 года на пенсии. Награждён орденом Отечественной войны І степени, медалями «За отвагу», «Партизану Отечественной войны І и ІІ степени», «За победу над Германией», медалью Жукова и другими. Автор нескольких документальных книг «Отряд назывался «Балтиец», «Лидская партизанская зона», «Крест – мой хранитель»…
Всё это факты пунктирно обозначенной жизни. Но узнать хотелось именно о том, как ему всё же тогда, в сущности, подростку, удалось избежать, казалось бы, неминуемого расстрела. И вот слушаю.
Накануне расстрела ему приснился сон, будто находится он в родных местах. Стоит под крышей соседского сеновала и видит на обочине шоссе старомосковской дороги возле дуба золотой светящийся крест. Лучи от него, рассыпаясь, исходят во все стороны. Всю ночь Илья пытался подойти к нему и унести. Однако не мог. На него летела шрапнель от рвущихся зенитных снарядов, преграждала путь, и каждый раз, не успев взять крест, возвращался под крышу сеновала…
Потом он часто вспоминал этот сон, ведь крест – символ вечной жизни. Значит, Всевышний предвещал спасение. А тогда… Он снова и снова вспоминал военнопленных «Баулагеря», которые входили в подпольную антифашистскую группу, возглавляемую Леонидом Рубиным, сестру Зинаиду, ставшую уборщицей в конторе строительного лагеря, Марию Егорову, достававшую бланки «аусвайсов», её дом, превращённый в явочную квартиру… Арестовали их в мае 1943 года – Рубина, Бориса Выходца, всех десятерых расстреляли. Спустя некоторое время арестовали и его. Две недели длились допросы. Избивали резиновыми шлангами, устраивали очные ставки с провокаторами. Сестра Зина передала немцу, который вёл дознание, золотые серёжки и корзину яиц. На пятнадцатый день Илью выпустили, взяв расписку о том, что никуда из дому отлучаться не будет. Но он отлучался.
В памяти всплывала Мария Супрен, которая и передала ему первую записку от командира партизанского отряда «Балтиец» И.Пролыгина. Однажды получил от него особое задание. Необходимо срочно достать фотоаппарат и медикаменты, которых не оказалось в Лиде. Но проезд в Минск без пропусков невозможен. В поездах гражданским лицам ездить запрещалось. Достали форму добровольца немецкой армии с нарукавной нашивкой. Нарядили в эту одежду его и выправили в столицу. Тогда всё обошлось удачно. Представили к медали «За отвагу»…
А в Лиде в помощь местному отделению СД прибыла команда тайной полиции с оперативной группой «абверовской» контрразведки. Начались аресты. Были схвачены подпольщики из группы Михаила Игнатова и других групп. Теперь многое зависело от связных и разведчиков «Баулагеря», которыми руководил Малыш – так для конспирации называли Илью Горбачевского. Но и он вскоре был арестован. Расстрелы начались 23 июня 1944 года. А 3 июля среди 70 обречённых был и он. «Машина, битком набитая жертвами, остановилась на лесной поляне, – вспоминает Илья Иванович. – Палачи выстроились полукольцом в шести-восьми метрах. Вначале из кузова выгнали женщин и подростков. Повели в кусты. А оставшиеся услышали голос переводчика, скомандовавшего: «Всем раздеться…» Донеслись плач, крики, потом – выстрелы. В этой партии расстреляли Матрёну Наказных, Зою и Лёню Кудачовых, Аверьяновых и других, человек 10. В кузове засуетились мужчины, начали прощаться. Я простился с доктором Кальфой. Сидевший в центре Михаил Лихорад крикнул: «Ребята, души гадов»! За мной!» И обречённые насмерть вдруг выпрямились, словно обрели какую-то сверхъестественную силу. Вслед за Михаилом все бросились к заднему борту кузова, стали прыгать на головы охранников. Палачи не ожидали такого и на какое-то мгновение оторопели. Потом застучали автоматы, защёлкали пистолеты. Поднялась невообразимая кутерьма, крики на русском и немецком языках. Клубки сцепившихся тел катались по земле. Но силы были неравны – палачи одолели своих жертв… Я не успел выпрыгнуть со всеми и оказался в углу кузова возле кабины. Пули меня не задели. Придя в себя, подобрался к борту, выглянул из-под брезента. Чуть подальше от машины палачи добивали полуживых людей и стаскивали их за ноги в ямы. Из глубины леса доносились выстрелы, крики. Я стал торопливо вылезать из кузова в надежде рвануть в кусты. Но меня заметили. Немец кричал: «Хальт! Руссише швайн! Раздевайсь!» Он стоял рядом, широко расставив ноги, направив на меня автомат. «Бежать поздно,– мелькнула мысль,– это конец!» Я сразу успокоился, пропала дрожь, начал молча снимать комбинезон. Увидев, что палач на какой-то миг отвлёкся, я уловил этот последний шанс – ловко накинул снятый комбинезон на голову немцу, а сам бросился бежать. Два прыжка – и траншея. «Бежать что есть мочи! Только бежать!» – билась в голове мысль. Вскочив в траншею, сбросил демаскировавшую меня матросскую тельняшку, пробежав с десяток метров, перемахнул через бруствер и юркнул в кусты. Вослед шла стрельба, свистели пули, и неслось остервенелое «Хальт, рус! Хальт!» Но хриплые крики преследовавшего немца только подхлёстывали и придавали силы… А впереди – спасительный лес, чуть ближе – деревня, справа и слева от неё – поля ржи, овса. В рожь – и ползком. Мысль лихорадочно искала решения: куда дальше? Только не в деревню! Назад к месту… расстрела. Там искать не станут». И я по-пластунски пополз назад, надеясь, что там всё прочёсано, а гитлеровцы ушли вперёд… Потом узнал, что кроме меня из-под расстрела убежал также Пётр Макуцевич. Он живёт и работает в Юратишках. Спаслись Виктор Шаронов и Михаил Кальфа…»
Илья Иванович рассказывает и о том, как собирал во ржи камни, чтобы хоть как-то отбиться от овчарок или от немцев, как разорвал кальсоны на себе, чтобы перевязать кровоточащие раны, и даже раздел огородное пугало, чтобы прикрыться. Потом всё же постучал в один из домов. Вышедшему на крыльцо крестьянину ничего объяснять не довелось. Он всё понял. Вынес краюху хлеба и дал какие-то брюки. Осенью 1947 года Илья Иванович отыскал этого человека. Им оказался Вацлав Петрович Запасник из деревни Боры. А тогда Горбачевский снова добрёл до ржаного поля и, уже поверив в своё спасение, уснул.
И была ещё счастливая встреча с женщиной, которая шла в Лиду. Она-то и сообщила о нём сестре Зине, которая появилась в тот же день с одеждой для него. А там – встреча с одним из отрядов польской Армии Краёвой, в котором и воевал до соединения с наступающими войсками Советской Армии.
Остальное мы уже знаем из письма Ильи Ивановича. Впрочем, более подробно обо всём можно прочесть в его документальной книге «Крест – мой хранитель». А в строках, адресованных мне, есть такие слова: «Обещаю Вам, что обязательно приеду на открытие памятного знака, посвящённого операции «Багратион». Я тоже надеюсь, что Илья Иванович будет в этот торжественный день почётным гостем вместе с теми, кто содействовал возведению символа нашей священной памяти о Великой Победе.